Лето 1919 от Р.Х.
Конечно, Нестору, первому русскому летописцу, не повезло: ему пришлось описывать героическую эпоху начала Руси через три века после описываемых событий. В 1113-ом блеклом году он писал о блестящих временах Рюрика, Святослава, Владимира…
Лакуны, которыми полна «Повесть Временных Лет», заставляют сожалеть, что у нашего великого предка не было предшественников. Можно было бы сослаться на скудный материальный мир того времени, который не давал людям возможности запечатлеть текущие события, или общий невысокий культурный уровень населения. Но дело, скорее всего, в отмеченном еще Пушкиным отсутствии у нас любопытства.
Порою охватывает зависть к тем, кто стал очевидцем великий событий и оставил их описание. Им повезло родиться в переломные моменты истории, а истории повезло, что она нашла в них своих честных описателей.
Ксенофонт, шагающий с оружием в руках к морю, Саллюстий, ставший участником и очевидцем Гражданских войн, Стендаль, замерзающий в снегах России – эти яркие личности, оставили нам описания великих событий, в которых герои – их современники и друзья - сражались с титанами.
Что описывать сегодняшнему летописцу?
Тени людей, почему-то называющих себя политиками?
Патологических обывателей, представляющих себя героями?
Откровенных глупцов, выставляющих себя мудрецами?
Ничем не примечательный событийный ряд сегодня стал уже привычным, но он едва ли украсит историю человечества.
Внешняя рутина определяет общую картину мира сегодня. Телевидение, спорт, мелкая грызня крупных стран, банковские аферы, склока экономик, музыка и кино, толерантность, меньшинства…
Но подспудно нарастает какой-то иной информационный ряд.
Там, в глубине унавоженной миллиардами обывателей почве, нагнетается давление нерешенных противоречий и противодействующих устремлений.
Они прорвутся наружу, обязательно прорвутся.
Это будет моментальный прорыв, краткий миг соприкосновения будущего с безвозвратно уходящим в прошлое настоящим – «Безвозвратное свершается быстро!» - это еще древние римляне заметили.
Завтрашние события - это листья на дереве, на котором сегодня видны лишь слабые ростки.
За одну ночь, за несколько предутренних часов, происходят изменения, которые утром делают наш новый мир неузнаваемо новым.
Еще вчера здесь была ровная твердь, ничем не нарушаемая, сегодня тут появился небольшой бугорок, почти еще не выделяющийся на общем фоне. А завтра из черных глубин вдруг проклюнет росток, и под светом солнца распустится новый цветок – событие, которое расцветит серый в своей массе исторический ряд.
Дело летописца – первым заметить и описать этот цветок и, по возможности, определить, как он будет выглядеть, созрев.
Летописец должен при этом следовать всего дум правилам: сохранять аутентичность описания реальным событиям и неангажированность от сиюминутных влияний.
Иначе он превратится в «переписчика вчерашней погоды» или в историка. Это им дозволено менять плюсы на минусы, следуя сиюминутной политической конъюнктуре.
Летописец же, раз зафиксировав картину дня, не может вносить в нее поправки. Даже если события пошли иначе, чем он ожидал и занес эти ожидание в летописи.
Брюсовское « Но вас, кто меня уничтожит, Встречаю приветственным гимном!» абсолютно точно подходит летописцу.
У В.В. Шульгина есть описание утра первого дня революции – 27 февраля 1917 года.
«На Шпалерной мы встретились с похоронной процессией… Хоронили члена Государственной Думы М, М. Алексеенко… Жалеть или завидовать?»
Жалеть – потому что он уже никогда не увидит дальнейших событий…
Завидовать – потому что он избежит ужасов дальнейшей истории страны…
Никто не волен давать ответ на эти вопросы – его даст лишь история, причем, корректный ответ может поступить лишь через века. Но обвинительный или – реже – оправдательный приговор высшего суда история выносит на основании показателей летописца.
Теперь о личном.
Летом 1919 года две генеалогические линии нашей семьи независимо друг от друга, не зная о существовании друг друга, так никогда и не познакомившись начали описание событий, свидетелями которых они стали. Они – это Мартирос Цагоян с одной стороны ( тем летом он оказался в Батуме) и Мария Чугунова ( то пыльное лето она встретила в Царев-Пришибе – ныне Ленинск). Мартирос записывал свои мысли в толстом томе семейной библии 1873 года выпуска, на специальных страницах для записей, а Мария, абсолютно неграмотная, так никогда и не научившаяся читать, оставила после себя устные воспоминания, которые часто будут использоваться в нашей Летописи. Мария диктовала свои воспоминания уже в начале 90-х – спустя 70 лет после событий 1919 года, когда Гражданская война привела ее в Царицын. Их дети – Цагоянов Сумбат и Гордеева Лидия – познакомились с послевоенном разрушенном Сталинграде и продолжили эту летопись века своими жизнями и – записями.
Мы будем часто обращаться к ним в нашей Летописи. Сумбат описывал свою жизнь в записных книжках, она – в специально заведенном для этого блокноте. Они были очень похожи в жизни, но на страницах их записей живут как будто два разных человека. Он писал о международных делах, об истории своей родины - Армении, о культуре России – размашистой скорописью. Она заполняла чистенькие странички блокнота сведениями о быте, о семье, о своей военной молодости – аккуратным почерком отличницы, которой она, собственно, и была в школе. Последние его записи датируются 1974 годом, ее – 1982-ым. Но уже с 1972 года Летопись опирается и на дневники их сына Михаила – он и является, по сути, компилятором «Цагояновых Хроник», с которыми вы сейчас знакомитесь.
Скоро уже век, как мы отражаем цепь событий, которая слагается в нашу историю.
Ни я, ни они, ни те, кто продолжит эту летопись после меня, не могут и едва ли смогут делать какие-либо выводы. Я пытался дать ответ на вопрос «Quo Vadis?» в последней главе «Русского характера», но у меня – как вы, наверное, видели, ничего не получилось.
Наверное, выводы делает кто-то другой – чаще всего, в виде санкций.
Не Бог, конечно. И не Разум.
Продолжение, надеюсь, следует.
Михаил Цагоянов.
Март 2010, Волгоград.